Очерки / Выдающиеся жители старой Гатчины / Военные
Борис Васильевич Самойлов
(1875 – 1929)
Нелёгкая судьба выпала на долю бывших офицеров 23-й артиллерийской бригады после Октября 1917 года и установления в России советской власти. Большинство офицеров бригады пошли на службу этой власти, а она «в награду» уготовила многим из них мученическую кончину. А ведь среди них были и те, кто, не щадя сил и здоровья, помогали новой России создавать современную армию, готовили офицерские кадры, изобретали новые виды вооружения.
Одним из таких офицеров был Борис Васильевич Самойлов. Он родился на Волге, в Ярославле, удивительном городе церквей и монастырей.
Отцом Бориса был чиновник Василий Филиппович Самойлов. Отец и сын впервые «отметились» в Петербурге в 1893 году, когда Борис начал военную службу в Александровском кадетском корпусе, а Василий Филиппович служил в Театральном училище.
В 1894 году статский советник Василий Филиппович Самойлов перешёл на службу в Петербургскую тюрьму. Позднее он был заведующим школы Дома призрения Тименкова-Фролова. Великолепное здание Дома призрения (ныне улица Комсомола, 6) соседствовало с Тюрьмой «Кресты». В 1960-х годах, когда в бывшем здании Дома уже находилась Областная клиническая больница, мне приходилось часто бывать в этом здании, посещая расположенный там Областной Дом санитарного просвещения. Здание тогда, очевидно, по причине давно не проводившегося ремонта, выглядело мрачновато и снаружи, и внутри.
Отец и сын Самойловы жили при Доме призрения, по адресу: Симбирская улица (так тогда называлась нынешняя улица Комсомола), 4.
После кадетского корпуса Борис Самойлов поступил в Константиновское артиллерийское училище. Окончив его в 1896 году, Борис в чине подпоручика начал службу в 23-й артиллерийской бригаде в Гатчине. Квартиру он нанял в доме № 8 на Кирочной (Гагарина) улице. Одновременно с Борисом квартиры в этом доме наняли и его однокашники по Училищу: подпоручики Борис Корнильевич Соколов и Адриан Николаевич Трифонов.
Служба Бориса Самойлова в Гатчине шла вполне успешно: в 1898 году его произвели в поручики, а в 1902 году – в штабс-капитаны.
В Гатчине Борис Самойлов часто менял места проживания: в 1897 году вместе с Б.К. Соколовым они переехали в дом № 16 на Константиновской (Радищева) улице; в 1898 году Самойлов поселился в доме № 25/11 на Александровской (Володарского) улице; в 1900 году – в доме № 29 на Мариинской (Киргетова) улице. Но всегда это были улицы, близкие к месту его службы, к Красным казармам.
В 1903 году командование направило Самойлова в Михайловскую артиллерийскую академию в Петербурге. Чтобы быть ближе к месту учѐбы (здание Академии находилось вблизи Финляндского вокзала) Борис переехал к отцу в Петербург, в квартиру на Симбирской улице, 4.
Окончив в 1904 году Академию по 1-му разряду и получив за отличные успехи в науках чин капитана гвардии, Борис стал начальником мастерской Петербургского орудийного завода.
А в начале 1905 года Самойлова направили на театр военных действий Русско-японской войны 1904 – 1905 годов. 2 апреля 1905 года Самойлова назначили заведующим отдельной подвижной мастерской Маньчжурской армии.
В январе 1906 года Самойлов вернулся в Петербург на прежнее место службы. А в мае того же года его наградили орденом св. Станислава 3-й степени.
В том же году Самойлова назначили начальником мастерских. Борис не просто возглавлял мастерскую, но и был изобретателем. За это последовали награждения орденами: св. Анны 3-й степени (1909); св. Станислава 2-й степени (1913). В апреле 1914 года Самойлова произвели в полковники.
Отец Бориса, Василий Филиппович Самойлов в 1912 году переехал из Петербурга в Гатчину, где нанял квартиру на проспекте Павла I, 12. Дальше его следы затерялись.
С началом Великой войны полковник Самойлов стал начальником подвижной починочной мастерской. Его заслуги были оценены орденом св. Владимира 4-й степени (1915).
В Советской России Борис Самойлов в 1918 году стал техническим директором Мотовилихинских заводов на Урале. Начало этим заводам, выпускающим среди прочего и орудия, положил созданный в 1736 году при Русской Императрице Анне Иоанновне Мотовилихинский медеплавильный завод.
В начале ХХ века Мотовилихинский пушечный завод выпускал каждое пятое орудие Русской армии.
В 1919 году Самойлова перевели на Пермский завод. 1 июня 1920 года Бориса Васильевича арестовали, обвинив во вредительстве. Однако 11 августа того же года дело было прекращено по амнистии, а Самойлова вскоре отпустили.
Вернувшись на завод, Самойлов вновь занялся организацией так важного в то время производства орудий. Продолжил он и свою изобретательскую деятельность.
В 1924 году Самойлова перевели в Москву и назначили председателем Научно-технической комиссии. Борис Васильевич много и увлечнно работал, но в начале 1929 года последовал новый арест. На этот раз всё закончилось трагически: Самойлов погиб во время следствия.
В июле 1929 года брат Бориса, инженер А.В. Самойлов направил в ОГПУ следующее заявление:
«ОГПУ. Инженера А.В. Самойлова
З А Я В Л Е Н И Е
Мотивы заявления. Прошу рассмотреть моё заявление по делу брата моего Бориса Васильевича Самойлова. Вследствие его смерти во время следствия и нахождения его под стражей в ОГПУ (или Бутырской тюрьме), очень возможно, что следственные органы не смогли достаточно полно выявить действительное мнение о Б.В. Самойлове, кроме того, его нервное и общее состояние здоровья весьма вероятно также помешали составить о нём соответствующее заключение.
Для пополнения данных о Б.В. Самойлове прошу присоединить те сведения, которые я считаю себя обязанным, как брат умершего, о нём сообщить, так как, с одной стороны, знающие его лица и я не допускаем мысли не только установления факта, но даже подозрения его в какой-либо причастности вредительским или иным преступлениям. В случае каких-либо предположений следственных органов о причастности Б.В. Самойлова к преступлениям — я утверждаю о наличии серьёзнейшей ошибки при разборе дела в этой части. Я постараюсь дать те объяснения и выявить те данные, которые, не касаясь дела по существу (так как об этом мне просто ничего неизвестно), не могут не быть учтёнными при выводах по делу Б.В. Самойлова и отношении к нему как субъекту допроса.
1. Работы инженера Б.В.Самойлова за 12 лет после Октября: Б.В. Самойлов — один из двух-трёх специалистов — пушечников. Ни одного дня саботажа Соввласти во время её создания и после за все 12 лет. Напряженнейшая работа добросовестного служаки и видного специалиста. Справку за этот период и предреволюционный может дать т. Торопов (б. комиссар ГАУ), командировка его т. Красиным в 1918–19 годах на Мотовилинский завод, для его восстановления после Колчака. Интенсивнейшая работа на Пермском заводе. Снабжение орудиями и арт. частями красноармейских отрядов против белых банд. Реконструкция, рационализация производства на заводе (введение бюро рационализации одного из первых на заводах). Справку о его работе на Пермском заводе в качестве технического директора могут дать: тов. Боярников (б. упр. завода — ныне работающий в Свердловске в Уралтекстиле), тов. Карякин (б. упр. заводом, после — Ковровским заводом), тов. Орлов (б. чл. коллегии Военпрома) и старые рабочие и мастера завода. С 1924 г переведен в Москву. До последнего времени занимал должность председателя Научного Технического Комитета. Его работа должна быть известна Председателям ВПУ, О.А. Треста, и отв. работникам Гл. Арт. Упр. (тов. Толоконцеву, тов. Березину, тов. Кулеку). Кроме служебной работы он исполнял по своей инициативе ряд теоретических и практических работ изобретательского характера: (по данным покойного эти изобретения не являются секретными): 1) Организовал производство железных гильз составных из листа. 2) Особый прицел. 3) Прицел с независимой линией. 4) Ляйнер свободный для тела орудия. 5) Полуавтоматика для тела орудия. 6) Большая работа по измерительным приборам. 7) Работа по исследованию разгара орудия и др.
Все эти изобретения, насколько приходилось слышать, приняты и проводятся в жизнь. О них должны дать подтверждения Ор. Арс. Трест и его конструкторская часть, а также Г А У. Может быть, названия не вполне точны, но по существу Б.В. Самойловым выполнены эти работы по своей инициативе, бесплатно, никаких патентов он не заявлял и все предоставил для усовершенствования артил. дела в СССР — бескорыстно, безвозмездно. Насколько логично и последовательно ожидать от специалиста, по своей инициативе изобретающего и передающего эти изобретения Советской власти, — какого-то участия во вредительских или иных преступных или противогосударственных поступках и действиях — не понятно и невероятно.
2) Физическое и психическое состояние Б.В. Самойлова. Всем известно, на что был похож Б.В. Самойлов в последнее время перед арестом. Это был мало вменяемый человек. Весь панический и в полном отчаянии. Окружающие его аресты видных работников — старых артиллеристов — предсказывали и его судьбу. Так длилось свыше полгода. Неизвестно, не было ли это для него тяжелее, чем, если бы его взяли в начале. Это постоянное ожидание ареста его довело до психастении. Следует указать, что дома его ждал не отдых, а еще более тягостная картина тяжело больной жены (ей дважды нынче делали опасные операции, она страдает припадками сильнейших болей, её организм весь пораженный болезнями). При этом продолжение еще более сложной и ответственной работы в НТК. Ему следовало бы в этот период уйти. Его хотели иметь у себя Сормовский завод и Гипромес, но его не отпускали. Этот его панический страх, растерянность некоторые принимали за признание его замешанности, виноватости. Это психологически неверно. Верно только то, что он в это время каждое своё мелкое былое упущение принимал за ужасающее преступление и боялся инкриминирования ему за пустяки — серьёзных обвинений и впадал в отчаяние. Он в этот период уже говорил, что ему не выдержать этого ужасного положения подозрений, ожидаемых обвинений и проч. И что он готов покончить с собой. В таком состоянии его видел др. Васильев, пользовавший его жену (из Боткинской больницы), и назвал его состояние психастенией. К этому надо прибавить 54 года и сердечную болезнь, при отсутствии какого бы то ни было отдыха и лечения. В таком состоянии Б.В. Самойлова арестовали (спустя 4-5 месяцев предчувствий). Годен ли был в этом состоянии он для дачи показаний? Ведь в таком именно состоянии можно признаться в чём угодно, лишь бы прекратить душевные, мучения, а после и самоё своё бытие. Что же касается того, чтобы в этом состоянии вспомнить свои заслуги перед СССР, противопоставить свои реальные положительные достижения — подозрениям — конечно, думать и ожидать этого не приходится.
Выводы: Не достаточно ли этих двух кратких характеристик: 1) его работ и деятельности, 2) его физического и душевно-психического состояния (в последнее время), чтобы сделать соответствующие выводы о «его деле». Я был бы не достаточно сознательным гр. СССР, если бы считал, что ошибки следствия, суда в СССР неисправимы, поэтому, уважая идею работы ГПУ, я счёл своим долгом не только по отношению к памяти о честнейшем имени моего брата и Советского инженера СССР, но и общественной своей обязанностью — дать следствию возможность полнее представить обстоятельства дела Б.В. Самойлова, т. к. сам он, видимо, не смог и не успел это сделать.
Просьба. Заключаю это заявление просьбой: приняв во внимание изложенное и проверив указанное, — вынести соответствующее постановление в отношении Б.В. Самойлова о снятии с него обвинения, если бы таковое возводилось; и о выдаче его жене соответствующего удостоверения, которое бы реабилитировало его доброе имя серьёзного и честного специалиста. Вместе с тем это Ваше постановление или удостоверение дало бы возможность оставшейся без средств больной его жене возбудить в своё время ходатайствовать о пенсии, — назначение которой… почтит работу своего преждевременного потерянного спеца.
Брат Б.В.Самойлова А.В. Самойлов. 17.VII.29».
Какие последствия имело это заявление, мне неизвестно.
ВЛАДИСЛАВ КИСЛОВ
2017 г.