Очерки / Выдающиеся жители старой Гатчины / Династии
Лытиковы
Лытиковы жили в Гатчине со времени ее возведения в статус города. Пожалуй, ни один другой род не проживал так долго в нашем городе. Многие из гатчинских Лытиковых были известными купцами, военными, медиками, педагогами, благотворителями и просто честными людьми-тружениками.
Григорий Лытиков
В 1807 году гатчинский мещанин Григорий Лытиков открыл в своем доме (тогда № 25) на Большом (25 Октября) проспекте трактир.
В списке домов Гатчины 1810 года сообщается, что дом Лытикова имел 6 комнат, 2 печи; при доме была лавочка и харчевня. Судя по этому описанию, дом был небольшим.
Краевед Андрей Бурлаков рассказал в интернете о трактире Лытикова и о связанной с этим заведением легенде, касающейся поэта А.С. Пушкина. Здесь же приведено краткое описание родословной гатчинских Лытиковых.
Григорий стал основателем гатчинской династии Лытиковых. Известно, что его жену звали Мария Ивановна Лытикова (1796 – 1852). У Григория Лытикова были сыновья: Гавриил, Николай, Степан (1800 – 1874), Григорий, Павел, Василий и Артемий. Я написал «у Григория Лытикова», не упомянув его жену Марию Ивановну. Дело в том, что в известных мне документах год ее рождения – 1796-й, а старший сын Григория Лытикова – Гавриил – родился в 1800 году. Что-то тут не сходится! Возможно, Мария Ивановна была не первой женой Григория Лытикова.
В начале 1850-х годов в Петербурге жил и имел собственный дом купец Абрам Григорьевич Лытиков. Однако сведений о том, что он был сыном Григория Лытикова из Гатчины, у меня нет.
Скончался Григорий Лытиков в 1821 году и был похоронен на Старом кладбище, которое занимало четверть квартала между улицами Багговутовской (Карла Маркса), Николаевской (Урицкого), Константиновской (Радищева) и Ингербургской (7-й армии). В 1851 году в Гатчине открылось Новое (ныне существующее) кладбище. Там в 1852 году была похоронена Мария Ивановна Лытикова, вдова Григория. Вскоре потомки Лытиковых перенесли прах Григория Лытикова на Новое кладбище и захоронили в могиле жены. Это захоронение не сохранилось.
После кончины Григория Лытикова трактиром стал владеть его старший сын Гавриил Григорьевич Лытиков. А дом перешел во владение его матери, вдовы Марии Ивановны. В доме продолжала проживать вся семья, кроме Николая Григорьевича Лытикова, который завел к этому времени свою семью и проживал в Мариенбургской части Гатчины.
28 октября 1838 года сильный пожар уничтожил на Большом проспекте в Гатчине множество домов, в т. ч. и дом Лытиковых. Император Николай I, желая помочь погорельцам, приказал выдать некоторым из них деньги на постройку новых домов. Мария Ивановна Лытикова получила 1500 рублей, которые она должна была возвратить в течение 10 лет без процентов. На эти деньги в 1839 году был возведен по проекту главного архитектора Гатчины А.М. Байкова каменный двухэтажный дом, который существует и ныне. Ранее дом имел № 33, теперь - № 19.
Прежде чем продолжить рассказ, должен заметить, что полных сведений о родословной Лытиковых мне найти не удалось, так что установить степень взаимного родства некоторых упоминаемых в дальнейшем Лытиковых пока невозможно. Но будем считать, что все они произошли от Григория Лытикова или, по крайней мере, состояли с ним в родстве.
О Гаврииле Григорьевиче и Степане Григорьевиче Лытиковых написано в вышеприведенной статье Андрея Бурлакова.
В XIX веке многочисленные представители рода Лытиковых расселились по всей Гатчине (улицы Николаевская, Соборная, Люцевская, Госпитальная, Мариинская, Бомбардирская, Константиновская, Оранжерейная; Большой и Екатериновердерский проспекты; Мариенбургская часть). Но особенно тяготели они к Екатериновердерскому проспекту, где им принадлежали несколько домов по четной стороне: №№ 6, 10, 12, 14, 16, 18.
Начало появления там целой линейки лытиковских домов было положено 8 июля 1832 года, когда «… Гатчинского Дворца придворный камер-лакей Григорий Екимович Жохов продал купеческой жене Авдотье Максимовне Лытиковой землю в 1-й Екатеринвердерской части близ воинских казарм под № 11».
Вот и первая загадка: чьей женой была Авдотья Максимовна? На этот вопрос я попытался дать ответ в своем очерке из цикла «Любой дом – это наша история». В очерке рассказывается о доме № 12 на Екатериновердерском проспекте.
Чтобы лучше понять дальнейшее повествование, приведу здесь отрывок из очерка:
«Известная мне история дома началась давно. «Санкт-Петербургские губернские ведомости» за 1846 год сообщали:
«10 января 1846 года купеческая жена Авдотья Максимовна Лытикова купила у прикащика Гатчинского Амта Егора Егоровича Блита деревянный дом в Гатчине по Екатериновердерской части под № 12 за 100 рублей».
С этого времени и до установления в Гатчине советской власти Лытиковы владели этим домом.
Авдотья Максимовна Лытикова - это, возможно, жена Алексея Лытикова, гатчинского купца, отца Николая Алексеевича Лытикова (скончался в 1903 году).
В 1870-х годах Николай Алексеевич Лытиков уже сам владел домом № 12. Был Николай купцом и занимался торговлей разными товарами. Известно, например, что в 1878 году он продал организаторам строительства моста через реку Суйду у деревни Горка веревки, гвозди и скобы для собирания копра.
Жену Николая Алексеевича звали Марией Александровной. В 1895 году, когда она была уже вдовой, дом № 12 принадлежал ей. После кончины мужа Мария Александровна занималась мелочной торговлей.
Вместе с нею в доме № 12 проживал её сын Павел Николаевич Лытиков».
***
Теперь вернусь в прошлое, расскажу о трех сыновьях Григория Лытикова – Павле, Василии и Артемии – которые избрали медицинскую профессию и в 1840 – 1870-х годах служили в здравоохранении Гатчины.
Павел Григорьевич Лытиков
Окончил Медико-хирургическую академию в Петербурге, получив звание ветеринарного помощника.
В 1848 году Павел Лытиков уже служил в лейб-гвардии Кирасирском Ея Величества полку в Гатчине. О значении ветеринарной службы для тогдашней армии и об участии военных ветеринаров в охране здоровья военнослужащих я уже писал.
В 1853 году Павел Григорьевич перешел на службу по Министерству финансов.
Последнее известное мне упоминание о ветеринарном помощнике Павле Лытикове датируется 1908 годом.
Василий Григорьевич Лытиков
Окончил в 1843 году Медико-хирургическую академию в Петербурге лекарем 2-го отделения. Летом того же года Василий стал лекарем Якутского пехотного полка, входящего в 11-ю пехотную дивизию и расквартированного в Кременце Волынской губернии.
Созданный за несколько лет до начала войны 1812 года, Якутский полк отличился в Бородинском сражении, обороняя знаменитые укрепления, так называемые Багратионовы флеши. Имя полка выбито золотыми буквами на плите, установленной в Георгиевском зале Московского Кремля.
В 1845 году Василий стал лекарем лейб-гвардии Гарнизонного батальона в Гатчине, сменив лекаря П.Е. Хотинского. О Гарнизонном батальоне читайте в цикле моих очерков на нашем сайте.
Вскоре по прибытии в Гатчину, Василий Лытиков, наряду со службой в Гарнизонном батальоне, начал исполнять обязанности ординатора при Гатчинском городовом госпитале и делал это (совершенно безвозмездно!) до 1853 года. Такое служебное рвение было замечено и в 1850 году Василия наградили орденом св. Анны 3-й степени.
1
8 августа 1859 года Василий Лытиков оставил военную службу и стал младшим врачом Сиротского института в Гатчине. Отныне его основным рабочим местом стал Лазарет института.
Составить представление о деятельности лазарета и условиях работы медиков Сиротского института можно, прочитав два очерка из моей книги «Старая Гатчина. Летопись и очерки медицинской жизни. Часть 2-я»:
Чем болели в Сиротском
«На содержание лазарета Сиротского института в 1873 году затрачено 1175 рублей. Чем же болели тогда воспитанники? По отчету этого года самым распространенным недугом была простудная лихорадка (лечился в лазарете 241 человек), за ней шли: воспаление зева (191), золотуха (83), корь (54), нарывы (52), желудочная лихорадка (51), раны (34), воспаление глаз (33), скарлатина (28), воспаление околоушных желез (22), ревматизм (20), ветряная оспа (11).
Были и другие, более редкие, но от этого не менее опасные заболевания. Так, из умерших за год 6 человек, 3 умерли от воспаления легких и туберкулеза, 1 от крупа, один от порока сердца и один от раны.
Скупые цифры отчета не дают истинного представления о картине заболеваемости детей. На состояние здоровья воспитанников влияли еще и такие факторы, как нарушения в питании, ссоры и драки между детьми, сезоны года.
Детям свойственно, например, постоянное чувство недоедания и они по-своему пытаются успокоить его. Вот как это описано в рукописной поэме-воспоминании воспитанника Сиротского:
А юность все с восторгом ела,
Чего ей только ни дадут.
Окреп наш дух, окрепло тело:
На каше вырос институт.
Мы ели все, что попадется:
Коренья, травку, голубей
И не боялися нимало
Катарров, моды наших дней.
На самом же деле, подобные нарушения в питании приводили подчас к болезням.
Точно так же, как к травмам вели нередкие драки. В одной из них смертельно пострадал воспитанник: сосед по комнате нанес ему роковой удар шкатулкой по голове. Из той же поэмы:
А дрались мы по воскресеньям,
Сбираясь целою гурьбой.
Всем классом дрались, отделеньем,
И в одиночку меж собой.
Я не забыл одно сраженье,
В котором зуб я потерял.
В начале драки с отделенья
Начальник в страхе убежал.
На первый класс мы шли ордою,
И пошатнулся первый строй,
Как град чернильниц пред собою
Пустили твердою рукой!
Тут было все: от стула ножка,
От шторы прутья, кочерга,
Стекло с разбитого окошка –
Все было взято на врага.
Тогда себя мы не щадили,
Да не щадили и других,
Во что попало прямо били
Заклятых недругов своих.
Летели зубы, уши рвались,
Носился гул по гулевой.
Побитых стоны раздавались,
Их заглушал победный вой.
Когда ж сраженье затихало
И прекращался шум и гам,
Начальство тут же узнавало
Виновных всех по синякам
Даже если в описании драки имелись преувеличения, все равно, немалое число ран, показанных в официальном отчете – это далеко не все повреждения, получаемые на самом деле воспитанниками.
Служители же Сиротского в институтском лазарете почти никогда не лечились. Для них содержались кровати в городовом госпитале, на что ежегодно ассигновалось 100 рублей».
Лазарет Сиротского глазами воспитанника
Мы крайне мало знаем об именах и деятельности фельдшеров и служителей институтского лазарета. Некоторое представление об атмосфере и порядках в этом учреждении дают воспоминания бывшего воспитанника института с 1864 года Всеволода Малаховского (печатается по: Старая Гатчина. СПб, 1996):
«…Я был очень серьезно болен воспалением легких. Дело было осенью 1866 года. Меня снесли в лазарет института. Лазарет при институте был очень хороший, но лекарства применялись от всех болезней одни и те же: излюбленное oleum ricini и пиявки. Последние ставились при всяком удобном случае. Смотритель госпиталя, старик, был очень добрым, милым человеком. У него была одна странность. Он любил подходить к трудно больным, садиться на кровать и, полуобняв больного, декламировать каждому одни и те же стихи, вероятно собственного сочинения:
Скоро, скоро, друг мой милый.
Как ударит грозный час,
Но вперед еще мы будем
Пить нисколько кислый квас.
Действительно, в госпитале имели обыкновение поить воспитанников, для утоления жажды, кислым квасом. Фельдшер больницы был чрезвычайно нервным субъектом, но этот недостаток не мешал ему очень хорошо относиться к больным. Добряк фельдшер старался скрасить нашу жизнь в больнице медицинскими лакомствами.
Эту черту фельдшера дети очень хорошо изучили и старались использовать. Едва появлялся фельдшер, как со всех сторон тянулись бледные, похудевшие от болезни детские руки. Дяденька, дай гостинцев! Сейчас, подождите немного!
И, чтобы отвязаться, «дяденька» давал из скудного аптечного арсенала лакричный корень; разламывал его на куски и наделял всех, стараясь не обидеть никого.
Я лежал и еле мог чуть-чуть приподниматься на постели; грудь нестерпимо болела, губы сохли от жары, неприятно билось сердце. Точно во сне я услышал голос Доливо-Добровольского (директора Института – В. К.):
Встаньте, дети! Его Императорское Величество желает вас видеть! Кто был в состоянии, поднялся и сел; я силился последовать их примеру и не мог. Нестерпимая, сладкая слабость сковала все члены. От усилия стало больнее груди и тяжелый кашель замучил меня. Обессиленный, я свалился на постель… В это время Государь (Александр II – В. К.) уже стал обходить больных. Он останавливался у каждой койки, расспрашивал больного, ласково журил или желал выздоровления и шел дальше. Наконец государь приблизился ко мне. Я снова попытался встать, но не мог.
Государь заметил мои усилия и остановил меня жестом. Рядом с ним стоял врач.
-Чем болен? – спросил Государь.
Доктор стал объяснять что-то, пересыпая свою речь латинскими терминами. Государь слушал молча, а когда доктор кончил, взглянул на меня и сказал властно и быстро: Чтоб был здоров! И ушел из госпиталя своей особенной, военной и ровной походкой.
Я стал сразу предметом удвоенного внимания. Смотритель спрашивал меня, что мне говорил Государь; около меня появилась настоящая скатерть-самобранка. Принесли вино, фрукты, появились лекарства. Доктор дал несколько беглых приказаний фельдшеру и бросился догонять государя, который продолжал свой обход.
Фельдшер принимался ставить мне пиявки. Но вместо того, чтобы поставить на горло, он, должно быть, не расслышав приказа врача, поставил мне добрую дюжину пиявок на нижнюю челюсть. Пиявки почему-то плохо присасывались: это обстоятельство раздражало фельдшера, и он, вне себя от злобы, хватал и давил пиявок зубами. Когда пришел доктор, то был удивлен моим видом. В негодовании врач закричал на бедного фельдшера:
-Ты что это, мерзавец? Я тебе куда приказал поставить? На горло! А ты куда поставил, с… с…! Сейчас же переставить!
И началась мучительная операция отдирания пиявок от тела. Тонкие струйки крови бежали по моему подбородку. Несмотря на такое лечение, я поправился, что можно, однако, приписать и удвоенному уходу за мной».
Непредвзятый взгляд ребенка ясно показал, что лазарет Сиротского воспринимался воспитанниками, как весьма хорошее медицинское учреждение с заботливым персоналом, имеющим все достоинства и недостатки, свойственные обычным людям. Нас, нынешних, поражает также, как это Государь, управляя огромной Империей, находил все же время регулярно посещать лечебные заведения, пусть они даже были такими элитными, как лазарет Сиротского института.
Квас же постоянно был на столе воспитанников. Для приготовления сего полезного во всех отношениях напитка в штате Института даже имелись два специальных квасника. Лет через десять после описанных выше событий русские врачи-ученые сделают такой вывод:
«Основываясь на опыте нашего народа и на теоретических соображениях, вытекающих из состава самого кваса, можно с пользой употреблять его, как отличный напиток для лихорадящих больных, между прочим, и тифозных».
А с такой теплотой изображенный в воспоминаниях смотритель Лазарета – это уже известный нам надзиратель Илларион Осипович Маркевич. Вот только на старика он в то время никак не походил, ибо было ему чуть более 30 лет. Детское восприятие…