История развития медицины в Гатчине
Доктор Белышев и его семья
(продолжение)
С началом Германской войны на медицинскую службу станции Гатчина-Варшавская сразу свалилось множество новых забот, главной из которых стало оказание медицинской помощи беженцам-железнодорожникам, в огромном числе прибывающим в наш город. Кроме того, их надо было разместить и накормить. При этом медики строго следили за соблюдением санитарных правил, за доброкачественностью пищи. А ещё требовалось не допустить распространения среди беженцев инфекционных болезней. Сделать же это в условиях скученности, нервного и физического истощения людей было очень непросто. Поэтому доктор Белышев дневал и ночевал на службе. О масштабах деятельности медицинской службы станции Гатчина-Варшавская говорят следующие цифры:
За первые два года войны через наш город проследовало несколько тысяч человек,
большинство из которых были железнодорожниками. В Гатчине и её пригородах осело 1.500 человек, из них железнодорожников с их семьями – 1.200. Конечно, организовать помощь такому числу людей одной медицинской службе станции было бы не под силу. Всё делалось в сотрудничестве с другими гатчинскими организациями, занимающимися проблемами беженцев: Татьянинскими комитетами волости и города, местным комитетом Красного Креста. В связи с тем, что среди беженцев было очень много поляков, в состав Татьянинского комитета волости был введён ксендз. Совместная деятельность всех этих организаций дала свои плоды: беженцы были в достаточной степени обеспечены жильём, и питанием, среди них предотвращено распространение инфекционных заболеваний. Хуже обстояло с обеспечением беженцев работой и с организацией обучения их детей.
Самые большие трудности у медиков Гатчины появились после падения монархии в
феврале 1917 года: началась разруха, продукты питания подорожали, да и вообще начали исчезать.
Город наводнили воинские части. Власть постоянно менялась. Ну как тут было трудиться
медикам, тем более на железной дороге, которая стала поистине артерией жизни? А ведь
трудились, делали своё дело тихо и с пользой! Не было ни одной эпидемии! Но и силы
человеческие не беспредельны. Изматывающий труд, нервотрёпка и недоедание сделали своё дело – доктор Белышев заболел сыпным тифом и в конце 1918 года умер.
Похоронили его на городском кладбище, рядом с женой. Мне долго не удавалось найти их захоронение, хотя Евгения Васильевна Белышева-Петерсен ещё в начале 1970-х назвала ориентиры: «Вторая дорожка налево, вблизи ещё могила Баркевича». Памятник Баркевичу виден с центральной дорожки, а вот захоронение Белышевых всё не открывалось. И надо же, именно в период написания этой статьи о Белышевых, в начале июня 2012 года, мне удалось наконец разыскать заброшенный, заросший травой каменный памятник с отвалившимся крестом, на котором сохранилась сделанная,
вероятно, не позднее 1970-х скромная металлическая пластина с надписью: «Доктор медицины В.В. Белышев и его жена Е. И. Белышева».
Дети Белышевых
До последнего времени мне мало что было о них известно. Лишь совсем недавно я
обнаружил материалы, проливающие свет на их судьбу. Оказалось, что как и многие русские люди, родившиеся и выросшие до Октября 1917 года, дети Белышевых сполна испытали на себе невзгоды Революции и Гражданской войны.
Николай Васильевич Белышев (26 апреля 1886 – после апреля 1936). Старший ребёнок в семье доктора Белышева. В 1910 – 1914 годах Николай служил в Государственном банке и жил в Петербурге, в одной квартире со своим братом Василием. Во время Германской войны Николай в чине коллежского секретаря служил в Управлении железных дорог, а жил на улице Ксениинской (Леонова), 8 в Гатчине. В 1936 году жил в Москве. Дальнейшая его судьба мне не известна.
Василий Васильевич Белышев (26 июля 1888 – после 1917). В 1914 – 1917 годах проживал в Петрограде в квартире своего брата Николая, служил в Петроградском учётном и ссудном банке. После октября 1917 был в Красной армии начальником артиллерии поезда им. III интернационала. Попал в плен к белым и на допросе был зарублен.
Александр Васильевич Белышев (6 декабря 1889 – 6 июля 1920). С детства увлекался
музыкой. В 1906 – 1909 годах учился в Петербургской консерватории. В 1910 году поступил на математический факультет Петербургского университета. Через год был призван на военную службу в артиллерию. В 1912 году мобилизован в звании старшего фейерверкера и вернулся в Университет. Окончить его не смог, т. к в 1914 году началась Германская война и Александр был мобилизован в армию и отправился на фронт. В феврале 1917 года артиллерийский дивизион, в котором служил Белышев, был переведён в Рыбинск. В апреле того же года Александр женился на заведующей и учительнице 2-классного училища приходского попечительства в селе Фарфоровом, у Фарфорового завода за Невской заставой в Петрограде, Анне Николаевне Соколовой, с которой
был знаком и состоял в переписке с 1911 года. Письма Александра Белышева теперь находятся в собрании гатчинского краеведа В. П. Пестряка-Головатого, который на их основе, а также по воспоминаниям А. Н. Соколовой-Белышевой, написал очерк «История одной семьи от первого лица» в газете «Гатчина-ИНФО» (начало в номере за 15 сентября 2011 года).
С приходом советской власти Александр был избран в Совет дивизиона. В январе 1918 его
демобилизовали. Белышев вернулся к жене в Петроград и начал работать учителем начальной школы. Весной того же года у Белышевых родилась дочь. Районный Отдел народного образования доверил Белышеву возглавить дошкольный сектор. За короткое время Александр сделал многое, но тут сыпной тиф надолго приковал его к больничной койке.
4 мая 1919, во время весеннего наступления Юденича на Петроград, Александра призвали в армию и направили на фронт под Гдов. В октябре 1919 Белышев находился в тыловых частях Красной армии, стоящих в Гатчине, где в это время жила его сестра Евгения. Покидая город вместе с отступающими красными частями, Александр запретил сестре уйти с ним. К концу мая 1920 года он каким-то образом очутился за границей. Вскоре был интернирован и доставлен в Гатчину. В ночь с 5 на 6-е июля того же года Александра Белышева, обвинённого в сочувствии белым, расстреляли. Долгое время жена ничего не знала об этом. Позднее, по распоряжению Луначарского, жене А. В. Белышева была назначена из Фонда одарённых детей часть учительской ставки, как материальная помощь на воспитание дочери. Судьба семьи Белышевых после августа 1935 года мне не известна.
Надежда Васильевна Белышева (23 апреля 1891 – после 1938). Врач. Работала в больнице Ленинграда. Вышла замуж за Евгения Михайловича Калинникова (1888 – после 1938), инвалида, работавшего в артели инвалидов Ленинграда. В марте 1935 года Калинниковых выслали в Челкар Оренбургской железной дороги, позднее перевели на станцию Кара-Чокай той же дороги. В марте 1936 года Калинниковы получили разрешение на переезд в Астрахань, где жила сестра Надежды, Евгения. Однако власти чинили препятствия к переезду Калинниковых. Брат Надежды и Евгении Белышевых – Николай Васильевич Белышев в апреле 1936 года обратился к И. В. Сталину (копия
письма из Интернета – В. К.):
Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович.
Исчерпание всех мер, могущих облегчить судьбу моих сестёр, вынуждает меня обратиться к
Вам за помощью. Моя просьба заключается в следующем:
В конце марта 1935 г. были высланы из Ленинграда Калинников Евгений Михайлович с
женой Надеждой Васильевной и Петерсен Владимир Евгеньевич с женой Евгенией Васильевной и сыном Юрием, 11-ти лет. Причиной высылки по сообщению названных лиц послужило то, что Калинников имеет брата в Болгарии, а Петерсен является сыном дворянина (умершего в 1919 г.). Калинниковы были высланы первоначально на ст. Челкар Оренбургской железной дороги, а в дальнейшем на ст. Кара-Чокай той же дороги, а Петерсену был предложен для жительства любой город (минус 15). Он выбрал Астрахань.
Поскольку названные лица мне хорошо известны, как политически безупречные граждане, и
кроме того, их жены являются моими родными сёстрами – я немедленно предпринял хлопоты о их возвращении обратно в Ленинград и, в первую очередь, как временную меру – о переводе Калинникова в Астрахань, написав просьбу о помощи в этом деле Н. К. Крупской, хорошо знавшей моего покойного деда Николая Александровича Варгунина (известного деятеля по рабочему просвещению за Невской Заставой бывшего Петербурга в 1880 – 90-х годах).
По сообщению секретариата Н. К. Крупской (Наркомпрос РСФСР) моя просьба была
переслана Верховному прокурору Республики, товарищу Вышинскому 16 мая 1935 года за №
409/11740.
В дальнейшем, после продолжительных, настоятельных и неоднократных напоминаний как
письменных (в том числе и в Бюро Жалоб КСК), так и личных, я только 18 марта сего года, т. е. ровно через год, получил из прокуратуры ответ, в копии прилагаемый, об удовлетворении моего ходатайства лишь в части разрешения Калинниковым переехать в Астрахань.
Разумеется на таком половинчатом решении я остановиться никоем образом не считаю
возможным, так как пребываю в глубоком убеждении, что названные лица невинно пострадали, тем более что мне глубоко памятны Ваши благородные слова, глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, что дети не отвечают за грехи отцов (ваша реплика на речь одного их комбайнеров-передовиков – сына бывшего кулака). А ведь вся вина названных лиц, т. е. мужей моих сестёр, и заключалась в наличии кровного родства. Сами же они, т. е. Калинников и Петерсен, с момента установления Советской власти непрерывно находились на советской службе, были отмечены за хорошую производственную и общественную работу. Кроме того, Калинников инвалид, а Петерсен – красный командир запаса.
Что касается моих сестёр, то они имеют за плечами родство, которое их ещё более роднит с
рабочим классом. Как я уже упоминал, мой дед Н. А. Варгунин был известным деятелем по
рабочему просвещению за Невской Заставой бывшего Петербурга в 1880 – 90-х годах. Он всю жизнь посвятил организации технических и воскресных школ для рабочих и Невского Общества Народных Развлечений. В его школах работала Н. К. Крупская. Н. А. Варгунин неоднократно навлекал на себя подозрение царской полиции. У него производились обыски в целях обнаружения тайной типографии, так как в воскресных и технических школах партией велась социал-демократическая пропаганда. Похороны Н. А. Варгунина, умершего в 1896 году (я был на них), явились в подлинном смысле слова рабочими. Присутствовало 60.000 рабочих и эскадрон жандармов.
Все эти факты, несомненно, должны иметь место в истории рабочего движения бывшего
Петербурга, и Вам, глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, как несравненному знатоку
истории этого движения, должны быть хорошо известны.
Мой отец был железнодорожным врачом в течение 30-лет на Северо-Западной железной
дороге и пользовался любовью рабочих и служащих. Моя мать, достойная ученица Н. А.
Варгунина, была основательницей в городе Гатчино бесплатных воскресных школ (мужской и женской) и Общества «Просвещение». Указанные школы обслуживали исключительно так
называемых «уличных детей», т. е. детей беднейших классов населения (рабочих, дворников, домашней прислуги и пр.); в этих школах и мы, тогдашняя молодежь, также преподавали. Общество же «Просвещение» было филиалом Петербургского Общества Народных Университетов.
Имея на своих руках семью в 6 человек детей и давая уроки математики и французского
языка в гимназии и городском училище для поддержания скромного семейного бюджета, моя мать в течение 15-ти лет (с 1898 по 1912 год) неустанно трудилась в организованных ею школах и умерла в 1912 году (Евгения Ивановна Белышева умерла 8 апреля 1913 года – В. К.) в самом разгаре так блестяще развёрнутой общественной работы. И вот её дочери, которые вправе рассчитывать на особенно бережное и внимательное отношение, по каким-то совершенно непонятным причинам подверглись суровой высылке, подорвавшей их скромное материальное состояние и оторвавшей от детей (дети Калинниковых остались в Ленинграде). Старшая из них Калинникова Н. В. – врач, младшая Е. В. Петерсен –
высококвалифицированная машинистка, а её сын Юрий – ученик-отличник и в Ленинграде был вожатым пионерского отряда.
В настоящее время они и их мужья получили паспорта, и В. Е. Петерсену предложено было
поступить на работу на строительство НКВД в г. Вязьме, куда он и отправился, оставив в
Астрахани жену и сына. Перед отъездом в Вязьму В. Е. Петерсену было заявлено, что эта работа предлагается ему на добровольных началах, так как он является совершенно свободным гражданином, хотя и с ограниченными правами жительства. Однако, по приезде в Вязьму с В. Е.Петерсеном обошлись, как с принудительно высланным, заявив ему, что он до конца строительства лишен возможности куда-либо выехать, и даже сделали попытку отобрать имеющийся у него паспорт. Таким образом, положение семьи Петерсен значительно ухудшилось, так как отец оторван насильственно от жены и сына.
Что же касается семьи Калинникова, то даже наличие разрешения переехать в Астрахань
тормозится до настоящего времени целым рядом препятствий технического характера (задержка в окончательном расчёте за работу врачом, и отсутствие вагонов для отправки вещей малой скоростью). Кроме того, в соответствии с пунктом 3 извещения прокуратуры от 17 марта сего года за № 3/343, Калинниковы просили заменить Астрахань Пензой или Мичуринском, на что последовал отказ прокуратуры.
Изложив существо этого дела, обращаюсь к Вам с горячей просьбой помочь семьям
Калинникова и Петерсен снова вернуться в Ленинград, дав им возможность возвратиться к
мирному труду, восстановив их разрушенное материальное положение.
Если это совершенно невозможно, то прошу Вашего распоряжения о расширении прав
выбора местожительства для обеспечения соответствующих климатических условий и
возможности предоставить образование детям и получения работы на совершенно добровольной основе. И, наконец, разрешить моей младшей сестре Е. В. Петерсен с сыном Юрием переехать ко мне в Москву для совместного со мною проживания, так как ребёнку (северянину по происхождению) по заключению врачей вреден южный Астраханский климат.
Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, я бесконечно счастлив от мысли, что эти строки
будут прочитаны Вами, любимым вождем пролетариата и верным защитником всех угнетенных. Я пребываю в глубокой уверенности, что это ходатайство даст мне возможность испытать на себе ту заботу, внимательность и чуткое отношение к страдающим труженикам, которые Вы лично неизменно осуществляете в течение всей своей славной революционной деятельности, и которые по Вашему настоянию делаются одним из самых существенных элементов нашей пролетарской культуры.
Позвольте, глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, выразить Вам свою глубокую
преданность и остаться с надеждой на Вашу помощь.
Для ясности всего этого дела прилагаю копии моих предыдущих ходатайств…
10 апреля 1936 года.
Адрес: Москва 1,
Сытинский тупик,
д. 3, кв. 16.
Тел. 2-46-47.
(Н. Белышев)».
Вероятно, решение по этому письму было положительным, т. к. известно, что весной 1936
года Евгений Михайлович Калинников работал в лавке при артели инвалидов в Астрахани. 25 февраля 1938 его арестовали, а 20 апреля того же года освободили. Дело было прекращено на стадии предварительного следствия по реабилитирующим обстоятельствам. Что было далее с семьёй Калинниковых мне не известно.
Владимир Васильевич Белышев (22 декабря 1897 – после 1917). Родился в Гатчине. Погиб на Чехословацком фронте.
Евгения Васильевна Белышева (27 апреля 1899 – после 1975). Младшая из детей доктора Белышева. Родилась в Гатчине. Окончила местную Женскую гимназию. Жила в Гатчине вплоть до конца 1919 года. Затем работала машинисткой в одном из учреждений Петрограда. Вышла замуж за Владимира Евгеньевича Петерсена (1891 – после 1936), сына генерал-майора. Владимир окончил в 1917 году физико-математический факультет университета в Петрограде. Временным правительством мобилизован в армию и направлен в Константиновское военное училище. Вскоре к власти пришли большевики и ликвидировали прежние военные учебные заведения. Владимир пошёл добровольцем в Красную армию, в которой прослужил до 1924 года. После демобилизации он был старшим бухгалтером 1-й мебельной фабрики в Ленинграде. В семье Петерсенов подрастал
сын Юрий, родившийся в 1924 году.
В декабре 1934 был убит С. М. Киров. Через несколько месяцев в Ленинграде началось
преследование «социально опасных элементов». Подошла очередь и Петерсенов. Жили они в это время на канале Грибоедова, 70. В марте 1935 года Владимиру и Евгении Петерсен, а также их сыну Юрию, который учился в школе, было приказано покинуть Ленинград на 5 лет. Они могли выбрать в качестве места ссылки любой город, исключая Москву, Ленинград и некоторые другие города (список запрещённых состоял из 15 городов). Петерсены выбрали Астрахань.
Глава семьи стал работать начальником хозяйственной части. В марте 1936 года ему выдали паспорт и направили главным бухгалтером в Вязьму на строительство НКВД. При этом Петерсен оставался административно ссыльным. Евгения Васильевна и Юрий остались в Астрахани.
Как складывалась жизнь семьи Петерсен после этой даты мне не известно. Но в начале
1970-х я неоднократно бывал в гостях у Евгении Васильевны Белышевой в Ленинграде. Мы
беседовали о прошлых годах, я записывал её рассказы об отце, матери, о гатчинских медиках.
Евгения Петерсен позволила мне переснять отцовские фотографии и, получив от меня
увеличенный снимок отца со служебного удостоверения, взволнованно воскликнула: «Как
живой!». Жаль, что тогда я как-то не придавал значения иным темам краеведения, кроме истории гатчинского здравоохранения, а ведь Евгения Петерсен была знакома со многими жителями старой Гатчины, в том числе с лётчиками гатчинского военного аэродрома. Теперь осталось только вслед за А. С. Пушкиным повторить: «Мы ленивы и не любопытны»… Но самое главное, я так и не узнал тогда никаких подробностей жизни семьи Петерсен. Конечно, о том, что её муж был репрессирован, она обмолвилась. Но в 1970-е было не принято интересоваться жизнью репрессированных. А теперь, узнав, что в ссылке была, оказывается, вся семья Петерсенов, я не могу не поразиться удивительному радушию и незлобивости Евгении Васильевны: я не слышал от неё ни малейшей жалобы на жестокость судьбы и людей! Когда я приходил к ней в гости, на столе всегда появлялись чай и печенье!
Позволю небольшое отступление. В студенческие годы мне довелось снимать угол у
женщины из «бывших», у которой муж тоже был репрессирован «за участие в кружке эсперанто» и сама она некоторое время провела в тюрьме на Шпалерной, содержалась там в жутких условиях.
Потом её отпустили и даже позволили остаться в Ленинграде, где она всю Блокаду работала машинисткой в ТАСС. Муж несколько лет находился в лагере в качестве инженера; там и умер. В 1958 (если не ошибаюсь) году она получила уведомление о его реабилитации и какие-то деньги в качестве компенсации. Меня удивляло то, что, рассказывая о его лагерном быте, она говорила: «Он каждый вечер менял воротничок белой рубашки».
Перенеся многие унижения от советской власти и жестоких людей, одинокая (у них с мужем не было детей) женщина никогда не позволила в моём присутствии ни одной жалобы на судьбу, была приветлива со всеми, включая не всегда приятных соседей по большой коммунальной квартире. Как достойно переносили люди старой,
дореволюционной закваски любые, самые жестокие удары судьбы! А мы, нынешние, живя в несравнимо лучших и спокойных условиях, исходим порой жалобами на трудности и
несправедливости!
ВЛАДИСЛАВ КИСЛОВ