Очерк № 4
КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ КОСИНСКИЙ
(окончание)
Четвёртый брат, Алексей Михайлович Косинский (1880 – 1930), дольше всех из братьев служил во флоте. В 1896 году он окончил Морской кадетский корпус, и вплоть до ареста в 1929 году вся его жизнь была связана с флотом.
Произведённый в июне 1917 года в капитаны 1 ранга «за отличие», он успел к этому времени послужить офицером на учебном корабле «Днепр»; нескольких крейсерах; в разное время командовал несколькими миноносцами; службу во флоте старой России закончил в качестве начальника 1-го дивизиона судов Ботнического залива.
Его быстрой карьере способствовали всестороннее военно-морское образование (кроме Морского кадетского корпуса, он окончил ещё Минные и Штурманские офицерские классы), личная храбрость и успешное участие в боевых операциях флота. Во время Русско-японской войны Алексей, в чине лейтенанта, служил на кораблях 1-й Тихоокеанской эскадры – крейсере «Аскольд» и миноносцах «Боевой» и «Статный». При обороне Порт-Артура Алексей получил осколочное ранение (более 20 осколков, один из которых так и остался под кожей) и лечился в госпитале. 20 декабря 1904 года лейтенант Алексей Косинский, назначенный командиром миноносца «Статный», прорвался на своём корабле в китайский порт Чифу и вывез из готовящегося к сдаче
Алексей КосинскийПорт-Артура
русские знамёна, серебряные рожки и секретные документы. За этот подвиг Алексей был награждён орденом св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. По справедливости, за это полагался бы «Георгиевский крест», но сим орденом награждали только за личный подвиг, а моряки участвовали,
так сказать,в «коллективных» подвигах, в составе всей команды корабля. Алексей получил также почётный Знак для защитников крепости Порт-Артур.
Этот знак, в виде креста с уширенными концами и скрещенными мечами, с силуэтом корабля в центре, неофициально ещё называли «Корабль,
заключенный в крепость». Алексей
Косинский надевал его на китель даже в течение нескольких лет после Октябрьской революции, когда носить царские ордена и знаки отличия не полагалось. Но Георгиевского знака отличия Алексей всё же удостоился: 25 апреля 1916 года он был награждён Георгиевским оружием.
На момент Октябрьского переворота 1917 года Алексей был начальником 1-го дивизиона судов Ботнического залива. В 1920-х он работал заведующим весовым бюро судостроительной верфи № 12 в Ленинграде. Алексей – автор изданной в 1928 году военно-исторической работы: книги о Моонзундской операции русского флота в 1917 году.
В 1920-х годах Алексей, обладающий, как все Косинские, музыкальным талантом, в свободное время принимал участие, вместе с братом Константином, в музыкальном квартете. В эти годы появилось много различных объединений, групп и кружков «по интересам»: музыкальных, эсперантистских, поэтических, художественных и т. п. В 1929 году советская власть, посчитав их деятельность контрреволюционной, нанесла по многим из них удар. 18 июля по «делу музыкального квартета» арестовали Алексея и Константина Косинских. Обоих отправили в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН). Там Алексей 20 февраля 1930 года скончался в больнице.
Пятый сын барона Михаила Косинского, Михаил Михайлович (1877 – 1938), не был моряком. С детства его тянуло к религии, что казалось родным странным. Михаил дружил с духовенством и мечтал о духовном сане. Мечтал, что когда примет священство, то по церковному обычаю возьмёт имя Милий, которое его очень умиляло.
Михаил, окончивший Петербургский университет, тоже обладал многими дарованиями, но выраженными слабее, чем у братьев. В молодости он издал
книжку «Голос совести русского молодого человека», немного играл на скрипке, пытался рисовать карандашом, перекладывал на музыку стихотворения. Характера был незлобивого. Священнослужителем Михаил так и не стал. После отбывания военной службы в качестве вольноопределяющего, служил в акцизе и преподавал пение в Реальном училище и гимназии Петербурга. В этот период жизни и застала его Октябрьская революция...
В 1935 году Михаила, с его сестрой Натальей, за контрреволюционную деятельность сослали в Самару (Куйбышев), где он получил должность преподавателя музыки в школах. В 1937 году Михаила вновь арестовали, обвинили в участии в контрреволюционной церковной организации и расстреляли 15 января 1938 года. В наши дни Михаил Михайлович Косинский внесён в список новых мучеников и исповедников Самарского края.
Осталось рассказать о ещё двух представителях рода Косинских. Именно их воспоминания дали возможность взглянуть на жизнь и судьбу рода, так сказать, «изнутри». Дочь Константина Косинского, Ольга Константиновна (1899 – после 1975), в замужестве Клименко, оставила лагерные воспоминания «Десять лет», опубликованные в журнале «Грани» (№№ 157 – 159 за 1990 – 1991 годы). Многое довелось перенести Ольге. Муж её, Леонид Владимирович Клименко, профессор Ленинградского политехнического института, был арестован в начале Блокады. Ольга с детьми была эвакуирована из Ленинграда в Вологодскую область. 14 июля 1944 года Ольгу арестовали по обвинению в антисоветской агитации. Последовало заключение в тюрьмы и лагеря Вологодской области. Ольга работала медсестрой в санчасти, нянькой в лагерном доме младенца. После освобождения жила в Ленинграде.
Самые подробные воспоминания о Косинских оставил нам Михаил Фёдорович Косинский (1904 – 1975), сын Фёдора Михайловича Косинского и Жозефины Иосифовны, урождённой Доманской. В середине 1920-х Михаил бывал в Гатчине в гостях у своего товарища по Высшим искусствоведческим курсам Николая Забека, сына преподавателя рисования и черчения бывшего Реального училища Н. А. Забека. Вот что Михаил вспоминал позднее: «...Поступив на курсы, я познакомился с целым рядом товарищей, с некоторыми из них и сейчас сохраняю приятельские отношения. Но с двумя из них я особенно сдружился, и дружба эта продолжалась до их трагического конца. Это были Николай Николаевич Тучков и Николай Николаевич Забек…
На курсах же я подружился с Колей Забеком. Внук архитектора Александра Забека, строившего частные дома и казённые здания в Петербурге, сын художника, Коля жил с родителями в Гатчине и работал там во дворце-музее. Он был курсом старше меня. Глубоко порядочный, хороший товарищ, серьёзный и образованный человек, он был неплохим художником – рисовальщиком и акварелистом.
Довольно часто он бывал у меня дома и неоднократно приглашал к себе в Гатчину, где жил на Багаутовской улице (Багговутовская, ныне К. Маркса, 54. Здесь, в доме Бунина, Забеки жили с 1908 года. Дом находился в середине квартала между Елизаветинской (Достоевского) и Соборной улицей. Сейчас там – хозяйственные строения бывшей Железнодорожной больницы. Семье Забеков суждено было провести в этом доме всё время до трагических событий конца 1930-х годов – В. К).
Наконец как-то летом я приехал в Гатчину вместе с моим близким другом, пианистом Димой Ловенецким. Мы оба плохо знали Гатчину и потому спрашивали дорогу у прохожих. Приехали мы в субботу, предполагая пробыть здесь также и воскресенье, осмотреть дворец, погулять по городу и знаменитому парку; Коля обещал быть нашим гидом.
Когда мы спросили у прохожего, как пройти на Багаутовскую, дом такой-то, он охотно нам указал и прибавил: «Вы, вероятно, к гадалке?» На что мы ответили, что не к гадалке, а к товарищу.
Забеки жили во втором этаже дома. Коля приветливо встретил нас и познакомил с родителями. Отец – худощавый старик, ещё преподававший рисование в гатчинской средней школе (ныне школа № 4 – В. К). Мать Коли произвела на нас довольно сильное впечатление. Склонная к полноте женщина явно цыганского типа, ярко одетая, с крупными серьгами-обручами в ушах – Феодора Львовна Забек, действительно, оказалась южанкой, молдаванкой по национальности. Квартира Забеков состояла из нескольких комнат, и в одной из них, в гостиной, висела довольно большая картина маслом, напоминавшая произведения французского художника Кабанеля. На ней была изображена обнаженная полная женщина, лежащая спиной к зрителю. Коля сказал, что это дипломная работа отца, а позировала ему Феодора Львовна.
На другой день мы осмотрели дворец, побродили по парку и городу. Коля давал нам очень интересные и остроумные пояснения. Гуляли долго, с утра и часов до пяти, устали и проголодались. А Коля явно оттягивал возвращение домой. Наконец, мы вернулись; нас ждали с обедом. С удивлением мы увидели в гостиной под креслами, диваном, стульями какие-то свёртки, пакеты, корзины, бутыли с молоком. Тут мы поняли и смысл реплики прохожего на пути с вокзала, и причину задержки с возвращением к Забекам. Очевидно, у Феодоры Львовны был приёмный день, и продукты в гостиной были подношениями её клиентов, благодаривших за предсказание судеб, обнаружение пропавших кур и коров и тому подобные откровения. Коля Забек явно стеснялся занятия своей матери, необычного для круга интеллигенции. Но должен сказать, что стеснялся он напрасно. При ближайшем знакомстве Феодора Львовна оказалась очень хорошей женщиной, прекрасной и
энергичной хозяйкой.
Недостатком её сына, часто встречающимся у порядочных и образованных людей, была рассеянность, непрактичность, неприспособленность к быту. А любящая и энергичная мать даже способствовала развитию этого недостатка. Впоследствии, например, выяснилось, что Феодора Львовна мыла своего взрослого сына в тазу.
Когда у меня установились с Феодорой Львовной хорошие отношения, она сама рассказала мне о своём занятии гаданием. Оказалось, что в голодные годы, наступившие после революции, она разъезжала в поисках продуктов, чтобы прокормить семью, и зарабатывала их именно гаданьем. Тогда, рассказывала она, происходило всякое, приходилось гадать «наобум святых». Этому занятию она научилась в Молдавии у цыган. Теперь она получила известность, и к ней стала обращаться вся округа, в том числе даже партийные работники и сотрудники милиции. И очень часто её предвидения и предсказания сбываются. Как она говорила, в ней есть какой-то дар «провидения», хотя она сама не понимает, что это такое. У неё сами собой рождаются ответы на вопросы клиентов. Она не придумывает ответов, – но очень часто они оказываются верными. К сожалению, Феодора Львовна, очевидно, не имела представления о дальнейшей судьбе собственной семьи.
После окончания Высших искусствоведческих курсов я редко виделся с Колей Забеком. В 1938 году в Артиллерийском историческом музее готовили к печати первый том трудов музея – «Сборник исследований и материалов», в который были включены моя статья и статья Н. Н. Забека «Крепостные сооружения XVII века в Кириллове». В этом же году я был арестован и до лета 1943 года пробыл в концентрационном лагере. Находясь там, я получил одно письмо от Николая Николаевича. В 1945 году мне удалось купить этот сборник, вышедший из печати в 1940 году. Моей статьи в нём, конечно, не было. Статья Забека была. Но потом я узнал, что Коля Забек был арестован и погиб. Отца и мать его выслали куда-то из Гатчины».
На долю Михаила Фёдоровича Косинского тоже выпало немало испытаний. Искусствовед по профессии, Михаил работал в Артиллерийском музее, Палеозоологическом институте Академии наук, Знаменном отделе Военного историко-бытового музея РККА – всё это – до ареста в марте 1935 года. Тогда же была арестована и выслана из Ленинграда его мать. До 1937 года Михаил находился в ссылке. Затем вернулся с матерью в Ленинград и стал работать заведующим отделением оружия в Эрмитаже. 16 июля 1938 года был вновь арестован, жестоко избит, после чего год провёл в тюремной больнице «Крестов».
М.Ф. Косинский
После излечения приговорён к 5 годам исправительно-трудовых лагерей и направлен в
Архангельский лагерь. 16 июля 1943 года был освобождён из лагеря, добровольцем отправился на фронт. По окончании войны вернулся в Ленинград, продолжил работу в отделе оружия Эрмитажа. В 1949 году стал кандидатом искусствоведения, а в 1950 году – уволен с работы по политическим мотивам. В январе 1951 года – вновь арестован и приговорён к 5 годам ссылки как «социально опасный элемент». В 1953 году – после смерти Сталина – амнистирован, но в возвращении на работу в Эрмитаж ему было отказано. Пришлось трудиться в инвалидной артели. В 1956 году был реабилитирован. 10 лет работал главным хранителем музея Академии художеств.
Михаил Косинский написал воспоминания «Первая половина века», изданные в 1995 году. В этих воспоминаниях подробно описана героическая и трагическая судьба рода польских баронов Косинских, верно служивших России.
ВЛАДИСЛАВ КИСЛОВ