Очерк 4
КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ КОСИНСКИЙ
(1872 – после 1937)
Так вышло, что в очередной статье из цикла «Гатчинские поляки» речь снова пойдёт о враче. На сей раз – о враче Гатчинского сиротского института бароне Константине Михайловиче Косинском. Напомню: две предыдущие статьи тоже были посвящены врачам этого Института – Эмилию Гекторовичу Павликовскому, младшему врачу институтского лазарета, и Витольду Малишевскому, врачу, классному воспитателю Института, композитору и педагогу.
Чтобы понять жизненные устои и традиции рода Косинских, надо рассказать о предках Константина Михайловича. Его дед, представитель родовитой польской аристократии, Юзеф-Ян Косинский (1793 – 1873), в 14 лет, движимый патриотическими чувствами (в год его рождения Россия и Пруссия подписали акт о втором разделе Польши), поступил на службу в польско-французскую гвардию. В 1915 году Польша вошла в состав Российской империи как автономное Царство Польское, с собственной конституцией, управлением, армией и т. п. Не всем полякам это пришлось по вкусу. В части польского общества вызревало возмущение, прорвавшееся 30 ноября 1830 года восстанием. Иосиф Косинский, служивший в это время в гвардейском сапёрном батальоне, не примкнул к восставшим, а вместе со многими другими противниками восстания покинул Польшу и оказался в России. Восстание было подавлено.
Иосиф Косинский в 1832 году стал полковником Русской армии; женился на Марфе Филипповне Кузовлевой.
Служил он по Артиллерийскому
департаменту в Петербурге; в 1861 году стал генерал-лейтенантом.
Одна из его дочерей, Елена Иосифовна (1836 –1904), выпускница Смольного института, стала женойпетербургского городского головы Владимира Ивановича Лихачёва (1837 – 1906). Елена была известной деятельницей движения за эмансипацию женщин и автором 4-томного труда «Материалы для истории женского образования в России» (СПб, 1890 – 1901), отмеченного Уваровской
премией. Поэт Н. А. Некрасов посвятил ей поэму «Мать», а художник Н. Н. Ге написал её портрет, находящийся теперь в Русском музее.
Другая дочь, Мария Иосифовна (скончалась в 1916) была женой
статского советника Петра Буяльского. Муж её состоял в родстве с Ильёй
Васильевичем Буяльским (1789 – 1866), знаменитым русским анатомом и хирургом. В начале ХХ века в доме Марии Иосифовны (улица Жуковская, 26) жил сын Ильи Буяльского – Алексей, коллежский секретарь. Мария занималась благотворительностью. Своё немалое состояние она завещала Александро-Невской лавре, где и похоронена.
Единственный сын Иосифа Косинского, Михаил Иосифович Косинский (1839 – 1893), родился в Киеве. С детских лет родители готовили его к военной карьере, он даже учился в Инженерном училище; однако жизненные обстоятельства вынудили Михаила стать педагогом. Позднее К. Д. Ушинский пригласил барона в Смольный институт, преподавать арифметику и геометрию.
К концу 1860-х имя педагога М. И. Косинского было уже широко известно.
Однако независимый характер барона и его увлечённость идеями «шестидесятников» вскоре вызвали недовольство начальства, и Косинский вынужден был оставить преподавание. Последние годы жизни он служил в таможне.
У Михаила Косинского и его жены Надежды Владимировны (1844-1916), урождённой Конюховой, было девять детей – три дочери и шесть сыновей, из которых один умер в раннем возрасте. В настоящем очерке речь пойдёт о сыновьях барона М. И. Косинского, в семье которого дети воспитывались в духе любви к России. Все они выросли одарёнными и музыкальными, а ещё унаследовали от предков прямой и независимый характер.
Иосиф Михайлович Косинский (1866 – 1901) был из братьев самым старшим. Вот что написал о нём в своих воспоминаниях его племянник, сын Фёдора Михайловича Косинского, Михаил Фёдорович Косинский: «…семнадцатилетний гимназист 6-го класса Ревельской гимназии, Иосиф Косинский, однажды утром был найден в парке с раной головы, в бессознательном состоянии. Рядом лежало бездыханное тело его
гимназического товарища Лесникова – с простреленным сердцем. Иосифа удалось вернуть к жизни, но история эта (дело было осенью 1883 г.), наделавшая много шуму, так и осталась до конца не выясненной. Да и едва ли семья моего деда была заинтересована в её полном выяснении. По-видимому, оба гимназиста были вовлечены в подпольный кружок террористов, не смогли – или не захотели – выполнить какое-то возложенное на них поручение, и решили покончить с собой. Лесников выстрелил первым, ранил в голову товарища, а себе пустил пулю в сердце.
Результатом было исключение Иосифа Косинского из гимназии – как тогда говорили, «с волчьим паспортом». Завершить среднее образование он так и не смог: где-то служил, чем-то занимался, но, видимо, с подпольным движением не порывал. Уже после смерти отца, Михаила Иосифовича, в начале или середине 90-х годов Иосиф был сослан в Тобольскую губернию. Непрерывные удары судьбы, невозможность вырваться из заколдованного круга несчастий сделали своё дело. Он начал пить.
Прошло несколько лет. Когда после долгих хлопот всё же удалось вернуть его из ссылки в Петербург, страшный недуг уже глубоко пустил корни. Периоды запоя участились, служба не ладилась; из дома стали всё чаще пропадать вещи.
На глазах родных погибал прекрасный, тонкой души человек. Внешний облик его (судя по фотографии) был очень приятен – он чем-то напоминал молодого Чайковского; к тому же был, даже по отзывам специалистов, изумительный музыкант.
И вот наступила развязка. Конечно, вернувшись из ссылки, он находился под «негласным» надзором полиции (о чём охотно, за 3 рубля, сообщали самому поднадзорному в старое время дворники); временами это приводило его в бешенство, он целыми днями отказывался выходить из дому... Стоял июнь 1901 года. Иосиф жил летом с родными, снимавшими дачу под Петергофом…
Однажды он не вернулся вечером со службы, из Петербурга, а наутро в доме появился жандармский офицер и рассказал, что накануне дядя обратил на себя внимание сыщика, который сел с ним в один вагон и неотступно наблюдал за ним до самого Петергофа (здесь слежка была особенно строгой, поскольку царское семейство и двор, как известно, лето всегда проводили в Петергофе). Дядя, видимо, это заметил. Выйдя на станции Новый Петергоф, он направился не налево, в сторону дачи, а направо, к дворцам, начал петлять, чтобы сбить сыщика с толку, – и кончил тем, что в Английском парке близ Старого Петергофа, при стуке приближающегося поезда, обернулся, погрозил сыщику кулаком, пропустил паровоз – и бросился под первый вагон. Его тотчас же ударило подножкой в висок и отбросило на насыпь. Он был мертв, но... свободен».
Второй сын, Фёдор Михайлович Косинский (1870 – 1905) был морским офицером. В 1905 году, будучи лейтенантом, он служил старшим флагманским офицером Штаба младшего флагмана на броненосце «Ослябя», погибшем 14 мая в бою у острова Цусима. Уцелевшие в этом бою члены экипажа «Ослябя» свидетельствовали, что Фёдор Косинский вёл себя геройски, как и погибший в том же бою сын дантиста Гатчинского городового госпиталя Роланда Егоровича Бунтинга – младший судовой врач «Ослябя» 29-летний Георгий Роландович Бунтинг, до последнего момента оказывавший помощь раненым морякам.
Фёдор Косинский
Одарённый, как и все дети барона М. М. Косинского, Фёдор обещал вырасти в неплохого писателя. Об этом свидетельствуют его ранние литературные опыты. В Российской национальной библиотеке Петербурга хранится несколько работ Фёдора Косинского, в т. ч.: «Заграничное плавание крейсера 1 ранга «Генерал-адмирал» 1894 – 1895 г. г.» Кронштадт, 1895; «Наши матросы. Очерки и рассказы» СПБ, 1904; «Песни русского матроса» СПБ, 1903; «Состояние русского флота в 1904 году» СПБ, 1904; «Баковый вестник (Рассказы и стихотворения)» – 8 книг в 1895 – 1902 г. г.
Советская власть жестоко обошлась с родными барона Фёдора Косинского: репрессиям подверглись все его братья, одна из сестёр, жена, сыновья, все племянники и племянницы.
Как напишет позднее его сын, Михаил
Фёдорович Косинский: «Та же судьба, вероятно, постигла бы и моего отца, если бы он не был давно уже недосягаем для властей земных, – последние, тем не менее, удалили его портрет из экспозиции Военно-морского музея – так велика была неприязнь к офицеру императорского флота, отдавшему жизнь за родину».
Константин был третьим сыном барона М. И. Косинского. Подобно другим своим братьям, Константин, как недавно выяснилось, тоже имел некоторый писательский опыт: публикацию книги «Заграничное плавание крейсера 2 ранга «Крейсер» 1901 – 1902» Кронштадт, 1902. Будучи судовым врачом судна, Константин написал тогда заметки, предназначенные квартирмейстерам Черноморского флота выпуска 1902 года.
Барон Константин Косинский летом 1897 года окончил Военно-медицинскую академию и 30 ноября того же года начал службу младшим врачом 32-го пехотного Кременчугского полка, квартировавшего в городе Цеханове Плоцкой губернии. А 16 февраля 1898 года барона перевели в Кронштадт младшим врачом одного из флотских экипажей. Так Константин стал третьим из своих братьев, служивших в Русском флоте.
С детства самым большим увлечением Константина была музыка. Вот что пишет дочь Константина Косинского, Ольга Константиновна Клименко:
«Если бы мы могли выбирать себе родителей, я бы его не выбрала себе в отцы… Прежде всего – это был поразительный музыкальный талант. Никогда более я не видела подобного самородка в этой области. Необыкновенная музыкальная память, природная сила кисти и природная техника. Придя с какого-нибудь концерта, он садился за рояль и играл то, что только что слышал – в любой тональности, попутно импровизируя и иногда изображая, как тот или другой известный пианист исполняет это музыкальное произведение: как эту вещь играет Гофман или, скажем, Падеревский. Кроме того, он сам сочинял прекрасные вещи. Сидя просто за столом, даже не наигрывая на инструменте, он быстро-быстро переносил на нотную бумагу все звуки и мелодии, которые рождались в его голове. Слух у него был абсолютный. Но этого было мало. Настоящим художником он становился, когда играл на виолончели. У него был прекрасный инструмент (Амати?), и летними вечерами на веранде дачи он играл самозабвенно. С детских лет я помню, что по вечерам в нашем доме всегда устраивались трио, квартеты и квинтеты. (Кстати сказать, эти
«квартеты», т. е. «сборища музыкантов», впоследствии, в 1929 году, сыграли
роковую роль в аресте и заключении его, вместе с младшим братом Алексеем, в
Соловки).
Однокашником моего деда Михаила Иосифовича Косинского по Инженерному училищу был известный в дальнейшем композитор Цезарь Кюи. Конечно, он помог бы такому талантливому юноше, сыну своего товарища, получить настоящее музыкальное образование. Но по окончании гимназии, на семейном совете с участием богатых тёток – Буяльской и Лихачёвой – было решено устроить его в Военно-медицинскую академию. Ибо профессия музыканта – дело ненадёжное и неверное, а доктор всегда при желании будет материально обеспечен. Средств для музыкального образования не было, а денежная зависимость от богатых тёток – была. Пришлось подчиниться...
Увы, он совершенно безучастно и равнодушно относился ко всему, что не было музыкой. Все горести и радости, сопровождающие человеческое существование, как бы скользили мимо него. Это была какая-то разновидность эгоизма – не подпускать к себе по возможности никаких волнений. Он был прекрасно воспитан и в обществе признан, как говорят французы, подлинным «charmeur- 'ом». Чужие люди, его пациенты и знакомые, считали его прекрасным, добрым, отзывчивым человеком, – а я не помню ни одного хотя бы маленького подарка, ни одной игрушки, которую бы он купил мне, своей дочери.
Он был прекрасным рассказчиком. Ему необходимо было общество – музыканты, коллеги, слушатели. Дома он делался скучным, молчаливым, скупым до мелочности, ко всему равнодушным, ходил небрежно одетым, в домашних туфлях и с упоеньем читал романы Шеллера-Михайлова.
Вот с этим-то человеком встретилась моя мать – умная, очаровательная, хорошо образованная женщина, очень добрая, хотя и очень вспыльчивая, весёлая, жизнерадостная. Когда они поженились, ей было 19 лет. Любил ли он её? Думаю, по-настоящему любить кого бы то ни было он вообще не мог, не умел. Перед этим он просил руки племянницы адмирала Рожественского – Мэри Саблиной, но получил отказ. Это резануло по самолюбию, и, вероятно, брак его с моей матерью был то, что называли браком par depit – вроде брака по расчёту и немного из мести. После свадьбы в церкви лейб-гвардейского Павловского полка – на Марсовом поле в Петербурге – молодые сразу уехали в Кронштадт, и вот здесь 1899 года мая 29 дня у младшего лекаря Кронштадтского морского госпиталя барона Константина Михайловича Косинского и законной жены его Веры Семёновны, урождённой Князевой, родилась дочь Ольга – то есть я. (До сих пор мне кажется, что ужасно странно звучит сочетание этих слов и понятий, стоящих за ними: «младший лекарь» и «барон». Думаю, что во всей царской России такого странного сочетания профессии, должности и происхождения, как у моего отца, ни у кого больше не было)».
Тут Ольга Константиновна не права: мне известно, что врачами изредка служили представители весьма знатных фамилий. К примеру, в Дворцовом госпитале Царского Села служила хирургом княжна Вера Игнатьевна Гедройц, в Красносельском госпитале – князь Долгорукий.