Очерк 2
ЭМИЛИЙ ГЕКТОРОВИЧ ПАВЛИКОВСКИЙ
(1857 – 1904)
«Себе он памятник построил в сердцах спасённых им детей!». Эти слова из рукописной поэмы воспитанников Гатчинского сиротского института второй половины XIX века очень точно характеризуют деятельность Э. Г. Павликовского. Более 20 лет он изо дня в день заботился о здоровье детей. Его надо отнести к числу замечательных гатчинских врачей. В наш город он прибыл 28 января 1887 года на должность младшего врача Сиротского института. Всё время жизни в Гатчине Павликовские нанимали квартиру в доме Лытиковых на Соборной улице, 18. В этом же доме размещалась знаменитая на всю Гатчину фотография Сахновского. На месте этого дома ныне располагается торговый центр на углу улиц Соборной и К. Маркса.
О личности и деятельности Павликовского прекрасно написал в 1904 году в еженедельнике «Русский врач» профессор Военно-медицинской академии Леонид Георгиевич Беллярминов, некогда сокурсник Павликовского по этому учебному заведению, а позднее видный российский офтальмолог. К сожалению, слова эти были сказаны уже в некрологе:
«В Гатчине 29 мая, после продолжительной и тяжкой болезни, скончался доктор Э. Г. Павликовский. Покойный родился в 1857 году. По окончании курса в ВМА в 1883 году он в течение 2 лет был ассистентом в Николаевской детской больнице Петербурга, где основательно изучил педиатрию, которую позднее избрал своею специальностью. После этого Эмилий Гекторович перешел в Гатчинский Сиротский институт, где и состоял врачом до самой смерти.
Посвятив себя практической деятельности, покойный преимущественно интересовался отделом детских болезней, по каковой специальности имел обширную практику не только в Гатчине и её окрестностях, но и в Петербурге.
Научно и клинически образованный, Эмилий Гекторович среди своих повседневных занятий живо следил за успехами медицины, посвящая весь свой отдых литературным занятиям и применяя в своей практике все добытые наукой новые данные.
Как товарищ, он был благороднейших и идеальнейших убеждений: ни о ком никогда нельзя было услышать от него дурного слова; он всех извинял, всем прощал, никого не порицал, несмотря на то, что все и всегда его обходили, особенно на службе. За всех он хлопотал, просил, ходатайствовал, только не за себя. «Не могу, это – выше моих сил; язык не поворачивается» - говорил он мне, как своему другу, когда я его упрекал, что он мало заботится о себе и нигде не ищет лучшего места, повышения и т. д. Эта скромность и была причиной того, что Эмилий Гекторович более 20 лет (17 лет – В. К.) оставался младшим врачом Гатчинского Института, в то время, как его товарищи, даже и гораздо моложе его, перегоняли его на служебном поприще.
Но трудно было перегнать его в другом, а именно – в любви к людям, больным, особенно к детям. В этом у него было не много соперников. Чуткий к чужому горю, к несчастью, мягкий, всегда ласковый и наружно весёлый, он повсюду вносил с собой атмосферу любви, успокоения, утешения. Врачуя физически по правилам науки, он врачевал и нравственно, психическим влиянием, благотворно действуя уже одним своим присутствием не только на своих маленьких больных, но и на их окружающих, часто болеющих нравственно не менее самих больных.
Он вкладывал всю свою душу в интересы больного и его семьи и был в полном смысле слова бессребренником. При своей огромной практике он получал гроши. С утра до поздней ночи (я сам был тому свидетелем, живя в Гатчине целое лето) он ездил к больным, делая по 15 – 20 визитов в день, не различая ни бедных, ни богатых, ни так называемых простых, ни знатных. Пользуя бедных бесплатно, он помогал им деньгами и лекарствами. Гатчинские аптеки (мне это доподлинно известно) не раз выражали удивление, получив рецепты, подписанные доктором Павликовским с прибавлением: «отпустить в мой счет». Из своего скудного заработка Эмилий Гекторович откладывал строго определённый процент «на бедных» и даже перед самой смертью, предчувствуя её, завещал раздать бедным то, что на их долю будет отложено, несмотря на то, что семья его оставалась без всяких средств.
Тяжелый недуг незаметно подкрадывался к Эмилию Гекторовичу, подтачивая его силы, надорванные непомерным трудом. Павликовский стоически боролся с тяжкой болезнью и покорялся неумолимо надвигающемуся концу.
Похороны Эмилия Гекторовича были поистине грандиозны. Вся Гатчина, окрестность её, много приезжих из Петербурга собрались, чтобы отдать последний долг покойному. Огромная толпа народа провожала его гроб до могилы. Тут можно было видеть, как любили и чтили Павликовского люди разных положений. Слёзы искреннего горя виднелись на всех лицах».
Павликовский скончался, не дожив до 50 лет. Сослуживцы, воспитанники Сиротского института и горожане потеряли прекрасного человека и медика. Кончину Эмилия Гекторовича предварила тяжелая болезнь. Его жене, Камилле Петровне, стало трудно содержать больного мужа и троих детей и ей пришлось обратиться за помощью во Вспомогательную медицинскую кассу, учрежденную А. Я. Чистовичем. Старший врач Сиротского института доктор А. Н. Мокеев подтвердил официальным лицам Кассы, что семья врача Павликовского действительно находится в тяжелом положении. Правление Кассы, в которой Эмилий Гекторович участвовал в течение 6 лет, решило выплатить семье 100 рублей. К сожалению, деньги эти пошли уже на похороны Павликовского, т. к. ко времени их получения он скончался..
Как написано выше, Павликовский, несмотря на занятость, находил время для знакомства с новостями медицинской науки. Однако интересы и увлечения покойного не ограничивались одной медициной. Вот что мы узнаем, прочитав статью И. Ф. Романова-рцы «Заметки на полях. В. В. Розанов «Около церковных стен», СПб, 1906». Небольшой отрывок из статьи с такой интересной стороны характеризует наш город и врача Павликовского, что, право слово, стоит его привести целиком. Итак, предоставим слово Романову:
«Передо мною книга, которая, я уверен, найдет своего читателя, несмотря на то, что переживаемое время не очень благоприятствует философии, искусству, литературе наконец, понимая это слово в его постоянном значении. Книга, которая носит заглавие «Около церковных стен» и подписана «В. Розанов», прочтётся не потому, что её необходимо прочитать, что содержание её должно остановить на себе внимание читателя, что имя автора, его известность, его талант не позволят равнодушию коснуться его последнего по времени произведения – нет! На все это надеяться по рассеянности переживаемой эпохи, по недостатку внимания к высшим запросам духа мы не считаем себя вправе. Но мы верим, мы знаем, что у нашего автора есть свой непременный и неизменяющийся читатель, который, несмотря на полное отсутствие соприкосновения в личной жизни, несмотря иной раз на громадное географическое отдаление, так близок к автору, как если бы он принадлежал к кругу его личных знакомых, его родных, его ближайших ближних. Этот не изменит автору. Этот, во всяком случае, прочтёт новую книгу Розанова. Любопытная черточка, на которой стоит несколько остановиться.
С год, как я переехал в Петербург, а ранее того – целых восемь лет прожил в преддверии Петербурга в Гатчине. Славный городок, хотя и числится как безуездный, т. е. это значит такая малость, что почти и говорить о нём не стоит. А в нём есть всё, чему полагается быть в маленьком, но благоустроенном городке: и собор, и церковная при нём школа, и женская гимназия, и реальное училище, и городовые, которые «по форме отдают честь», и пожарная команда, и электрическое освещение, и даже – да простится мне вечное, неисправимое обжорство! – бакалейные лавки с превосходным швейцарским сыром, много лучше того, что я ел в подлинной Швейцарии, в Берне, Цюрихе, Женеве и проч. И сколько славных людей я там узнал! Милые, добрые, ласковые. К сожалению, «одних уж нет». Вечная им память! И в числе последних – другу нашей семьи Э. Г. Павликовскому. Я помянул уже в печати светлую личность этого прекрасного врача, но так отрадно и ещё что-нибудь рассказать о безвременно угасшем Эмилии Гекторовиче.
Ну вот, по поводу Розанова. Почему покойный так ценил его, так, можно сказать, заочно привязался к своему автору? Где почва? Поляк, католик, о, далеко не «заядлый», но и нимало не затушевывавший в добром, ласковом соприкосновении с иноверцем своего католицизма; человек страшно занятой, едва-едва успевавший «на сон грядущий» пробежать № «Нового времени» – он всегда со вниманием прочитывал Розанова, запоминал прочитанное, любил при случае вернуться в беседе к тому или иному из его фельетонов. А как он обрадовался, когда по моей просьбе Василий Васильевич прислал ему все вышедшие свои в отдельном издании сочинения!».
За полтора года до своей кончины Павликовский, конечно же, прочёл появившуюся в январском за 1903 год номере его любимой газеты «Новое время» свежую статью В. В. Розанова, озаглавленную «О медиках и медицине». Многие из положений статьи были созвучны взглядам самого Эмилия Гекторовича. Например, такие, актуальные и доныне:
«…Удивительно, что у нас медицина (именно она из наук!) и религия отчего-то противопоставляются… Медицина есть в точности divinaethumanascientia, и ни с какою наукою у религии не должно быть такого дружелюбия, рукопожатия, как с нею. Грех сказался болезнью, а, значит, здоровье, выздоравливанье – шаг к святости. И медицина просто и ясно есть религиозная наука, ибо насколько религия дружит с человеком, может ли она не ласкать и не приветствовать лучшего друга человека в его тягчайшие минуты. Если религия есть филантропия – медицина есть часть её.
Мне кажется, исповедник и доктор сходятся даже в одну точку, до полного совмещения территории. Один облегчает душу, другой облегчает тело, один очищает совесть, другой очищает организм. Далёкая цель медицины…даже прямо сливается с столь же далёкою и, может быть, тоже вовсе недостижимою целью религии: это – вечная и вечно юная и здоровая жизнь, в то же время безгрешная (религиозная сторона той же темы) жизнь.
В медицине есть свои чудеса, похожие на религиозные, как в религии есть свои материальные способы воздействия, похожие на медицинские. Пастер, ищущий средств против бешенства под конкретным описанным выше впечатлением, право же заслужил свою страницу в «Житиях святых», и праведников и угодников Божиих; а магическое, могущественное действие на душу человека образа старинного письма и перед ним горящей лампады, в ночи горящей, перед надеющимся и ненадеющимся взором больного – право же подобно действию лучшего медицинского средства. У Пастера его подвиг был «к благочестию», а молитва перед иконой бывает «к здоровью». Где здесь разделение? К чему оно?
Сила души поднимает тело, а чистое тело есть условие благородной души, и, можно добавить – души доброй, благочестивой, по крайней мере в смысле всеобщего привета и ласки. Кто не замечал, что вечно хворающие люди, хныкающие, желчны, недоброжелательны, злы, порицатели. Грех и болезнь суть правая и левая стороны одного существа, вовсе противоположного, например, ребёнку, и цветущему и невинному.»
Хорошо сказано! Кстати, проживи Эмилий Гекторович ещё немного, каких-нибудь два-три года, и увидел бы своего любимого автора в Гатчине, ибо Василий Васильевич Розанов летом 1906 года приедет с семьей на дачу в наш город и будет жить на Александровской (Володарского) улице, 23 (Н. В. Юронен. Дачники. Газета «Гатчина-ИНФО» 23 августа 2007 года).
Осталось добавить несколько штрихов к портрету Э. Г. Павликовского, его семьи и родных. Родился Эмилий Гекторович в дворянской семье. В начале 1900-х в Петербурге жил и служил преподавателем музыки в Училище католической церкви св. Екатерины Евстафий Гекторович Павликовский. А в Отдельном корпусе Пограничной стражи служил подполковник Пржемыслав Гекторович Павликовский. Не были ли они братьями Эмилия?
После кончины Эмилия Гекторовича его жена Камилла Петровна и дети (имён их я, к сожалению, не знаю) перебрались в Петербург, где их следы прослеживаются вплоть до 1917 года.
На место умершего Павликовского в лазарет Сиротского института пришел работать по совместительству гатчинский железнодорожный врач Василий Васильевич Белышев, о котором есть моя статья в Интернете.
ВЛАДИСЛАВ КИСЛОВ